Ричард Штерн - Вздымающийся ад [Вздымающийся ад. Вам решать, комиссар!]
— Я не спрашивал ваше мнение, Кронски. Действуйте.
Кронски пожал плечами, взял пушку и тщательно ее зарядил.
— Даже если мы перебросим туда линь, сержант, — сказал он, — и переправим к ним спасательный пояс. — Он в упор взглянул на Оливера. — Как бы вам понравилось спускаться с такой высоты на этой висюльке при таком ветре?
— За дело, Кронски!
Кронски кивнул. Приложил пушку к плечу и прицелился достаточно высоко, чтобы выстрел был подальше.
Оливер сказал в микрофон:
— Делаем первую попытку.
— Все в порядке, — ответил голос Ната. — В Башне все готово.
— Эти несчастные сухопутные крысы, — сказал Кронски, — вечно попадают в дурацкие ситуации, да?
Он нажал на спуск.
Дрожащий гарпун вылетел из дула пушки. Он стремительно удалялся, легкий как перышко, сверкая в лучах вечернего солнца.
По плавной дуге он приближался к лини выбитых окон, все выше и выше, пока не оказался на уровне вершины телевышки.
И вот, достигнув апогея и подчиняясь воле земного притяжения, он начал падать, все еще по дуге, и линь со свистом все еще вылетал из сумки.
Они провожали взглядами его взлет и падение, и еще до того, как гарпун промелькнул мимо ряда выбитых окон уже знали, что не вышло.
— Дерьмо, — сказал Кронски.
Оливер, высокий, громадный и невозмутимый, как скала, ответил:
— Попробуйте снова. Сдаваться еще рано.
* * *Губернатор стоял в глубине зала и обнимал Бет за талию. Они вместе наблюдали как взлетает тонкий, чистый и сверкающий гарпун, и на миг у них блеснула надежда.
Первый, кто своим точным взглядом художника угадал, что операция не удалась, был Бен Колдуэлл.
— Начинайте искать другой выход, Нат — сказал он в трубку.
Он сказал это почти шепотом, но сенатор услышал.
— Это безнадежно? — спокойно спросил он.
— С такой пушкой, — ответил он, — вероятно, да. Думаю, что в Береговой охране есть более мощные, но насколько они точны… — он пожал плечами. — Доставить линь на палубу судна, особенно если это грузовой пароход — совсем другое дело: в таком случае достаточно, если гарпун просто попадет на палубу. Но попасть в эти окна на таком расстоянии… — Он снова пожал плечами.
Гровер Фрэзи со стаканом в руке, как загипнотизированный, наблюдал за происходящим, и когда гарпун скользнул вниз и исчез под окнами, губы его беззвучно зашевелились и взгляд стал почти безумным.
Кто-то в зале включил транзистор. По залу понеслись твердые ритмы рока.
— Ради Бога, — сказал мэр Рамсей, — сейчас не время для веселья.
Он тоже наблюдал за падающим гарпуном, пока тот не исчез из поля зрения.
— Я сейчас это выключу.
— Оставьте, Боб, — сказал губернатор, — разве вы предпочитаете псалмы и молитвы?
— Не понимаю, при чем здесь это.
— При том. — Голос губернатора звучал устало. — На палубе «Титаника» тоже играл оркестр, когда корабль уходил под воду. И некоторые молились. — В его голосе прибыло резкости, но не силы. — Черт возьми, Боб, эти люди до смерти перепуганы, и я их понимаю. Пусть делают, что хотят. — Его рука теснее обвила талию Бетти. — Я сейчас пойду звонить. А вы?
— Пойду с вами куда угодно, — ответила Бет. — Я не хочу оставаться одна.
В трубке раздался голос Ната:
— Мне очень жаль, губернатор. Слишком далеко. Оливер попытается еще раз, но… — неоконченная фраза повисла в воздухе.
— Понимаю, — ответил губернатор. — Делайте, что в ваших силах, — он усмехнулся над собственными словами. Покачал головой. — Ну ничего. — Пауза. — Лифты придется сбросить со счета?
— Ядро слишком раскалилось, — сказал Нат. — Направляющие погнулись. Мне очень жаль.
Бет испытывала клаустрофобию в этой тесной, переполненной людьми канцелярии. Там были оба пожарных, Хоуард и Старр, Бен Колдуэлл, Гровер Фрэзи и шеф пожарной охраны. У Бетти возникло безумное чувство, что она физически ощущает расползавшийся откуда-то страх.
Губернатор отвернулся от телефона и спросил Хоуарда:
— Вы убеждены, что лестницами воспользоваться невозможно?
— Абсолютно, — ответил Хоуард и взглянул на Старра, который кивнул. — Здесь все же лучше, — продолжал он, — хотя тоже ничего хорошего. Вот смотрите, — он развел руками и поднял их вверх. — Вы когда-нибудь видели, как горит лес? Или нет? Обычно это начинается с маленького очага. Кто-то неосторожно разведет костер, бросит сигарету или что-нибудь еще. Вначале займется трава, потом кусты, потом низкие ветви больших деревьев. — Он замолчал, жестами иллюстрируя, как это бывает. — Допустим, там наверху, на самой вершине одного из больших деревьев, — гнездо с птенцами. Внизу на земле, да и в нижних ветвях дерева все уже горит, огонь и дым прибывает, пламя скачет с ветки на ветку. — Он снова помолчал. — Но гнездо еще долю будет в безопасности. Не навсегда, чтобы вы меня поняли, но на некоторое время. Пока пламя доберется до верхних ветвей, тем птичкам лучше сидеть на месте. — Последняя пауза. — Особенно, если они не умеют летать.
Шеф пожарной охраны сказал:
— А это чертовски высокое дерево. Так что кое-какое время у нас есть.
— Для чего? — спросил Гровер Фрэзи. — Чтобы мы просто сидели, прекрасно зная, что нас ожидает? — Он вскочил. — Я ждать не собираюсь! — Он говорил все громче.
Мэр Рамсей сказал с порога:
— Да сядьте вы! И ведите себя как взрослый человек!
Фрэзи тихо ответил:
— Вам бы стать вожатым у скаутов. Да вы им наверняка были. Бог, Родина и Йель? Галстук в тонах колледжа и «положение обязывает»? — Он направился к дверям. — И не пытайтесь меня остановить, — бросил он в лицо губернатору.
— He буду, — ответил тот, наблюдая, как Фрэзи исчезает за дверью.
В канцелярии все молчали. Бет открыла было рот, но только молча покачала головой. Шеф пожарной охраны беспокойно завертелся на стуле. Мэр сказал:
— Нужно было его остановить, Бент.
— Пусть это будет на моей совести, — ответил губернатор.
Пожарный Хоуард сказал:
— Ему не выйти с этой лестницы живым, мистер губернатор.
— Я это и имею в виду. — Лицо губернатора выдавало внутреннее напряжение.
На пороге появился сенатор Петерс. Оперся о косяк.
— Пусть это будет на моей совести, — повторил губернатор. — Возможно, я прав, возможно, нет. Я не знаю. И мы никогда не выясним. О таких решениях можно дискутировать до бесконечности.
— Ведь речь идет о жизни человека! — напомнил мэр.
— И это я понимаю, — согласился губернатор, — но кто дал мне право решать судьбу другого человека?
— Вы отказываетесь от своих принципов?
— В этом, Боб, — сказал губернатор, — и состоит разница между вами и мной. Я не верю в теорию о папочке, который всегда лучше знает, что и как. Когда речь идет об общественных интересах, я всегда занимаю твердую позицию. Но если взрослый человек решает сделать что-то, не затрагивающее остальных, это не моя забота.
Из зала отчетливо долетели ритмы рока. Неожиданно раздался смеющийся женский голос, в котором звучала истерика. Кто-то крикнул:
— Эй, смотрите! Он уходит!
— Сейчас это все ваше общество, Бент, — сказал мэр. — И оно настроено наподобие Фрэзи. Этого вы не можете отрицать.
— Именно поэтому я так решил, — ответил губернатор, — Честно говоря, я думаю, теперь нам будет легче. Мы избавились от взрывоопасного элемента.
Сенатор Петерс хладнокровно произнес, ни к кому не обращаясь:
— Хладнокровный сукин сын, а?
Никто не ответил.
Сенатор улыбнулся.
— Но я должен признать вашу правоту, Бент.
Губернатор встал из-за стола.
— Итак, все что нам остается, — это надежда, что ваши люди, Пит, сумеют справиться с огнем раньше, чем он доберется, — неожиданно он улыбнулся, — до гнезда.
— Как я уже говори#, — поддакнул шеф пожарной охраны, — это чертовски высокое дерево.
Бен Колдуэлл спросил:
— Никто не слышал прогноза погоды? Гроза с приличным ливнем могла бы помочь.
Бет, наблюдавшая за всем этим, почти физически ощущала грозу, собиравшуюся в воздухе комнаты. Из глубины ее воспоминаний всплыла та особая темнота, означавшая приближение бури, первые порывы ветра, их нарастание, первые отдаленные удары грома. Сколько раз ей довелось это пережить и сколько раз, еще ребенком, она злилась, что гроза портит прекрасный летний день?
Первые капли всегда были крупными, редкими, молнии сверкали все чаще и чаще и все меньше становились интервалы между ними и ударами грома.
Двадцать один, двадцать два, двадцать три, — она всегда считала интервалы в секундах, чтобы угадать расстояние до грозы, пока та не была прямо над головой, и уже не было никаких интервалов, и гром гремел одновременно с ударом молнии.
Тогда небеса разверзались, и дождь лил сплошной стеной, иногда с градом, и градины подпрыгивали и стучали по окнам и крыше, как будто пришел конец света.